[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/df/3a/2/343421.jpg[/icon]ХАРРИЕТ ЛЭНГ, 24
МУЗЫКА, ФИЛОСОФИЯ, 3
fc: nastassja kinski
а музыка, между прочим, держится ни на чём.
Она сидела, из последних сил стараясь не выдать то, насколько ей тяжело переносить жару, лето, одинокое сидение под этим солнцем, плевать хотевшим на тень, то, насколько она не чувствует ни вкуса, ни удовольствия, и глотает кофе по инерции, сидела и в конце концов задумалась: что, если все сейчас переживают то же, что и она? И все только притворяются, что им нравятся они, солнце, лето, наглое небо и душный воздух? Мысль умерла быстро: нет, это ты притворяешься.
У них шумный дом, шумный, потому что большой: бесконечные приятели, знакомые, друзья, будущие враги, потенциальные и уже вполне утверждённые в своих ролях гении, неоперившиеся птенцы, любовно подхваченные их родителями снуют из комнаты в комнату, из одной компании в другую — бессмысленно пытаться запомнить все имена. Харриет вопросительно смотрит на Чарли — какая-то дама с французским акцентом спрашивает, какая у неё любимая книга. Харриет семь, и её любимая книга — альбом с репродукциями литовского художника с пока непроизносимой фамилией. Мама как-то увидела, что Харриет её смотрит, спросила, где она её взяла, на середине вопроса замолчала — в этом доме бесполезно вести учёт вещам, они вываливаются из окон и переваливаются через порог быстрее, чем гости. Харриет это нравится — можно незаметно присвоить что-нибудь чужое. Чарли называет это воровством, а Харриет никак не называет.
— Лет в десять Чарли стала отказываться от мяса, — Харриет задумчиво мнёт пластиковый стаканчик с остатками пунша, — мама ей сказала, что она ведёт себя, как пристыженный хищник, а хищникам это не к лицу.
Гуляющий по рукам косяк наконец-то попадает к ней, и Харриет затягивается с видом мудреца, готового пролить свет на истории своей молодости.
— Чарли говорит: а ты знаешь, что были динозавры, которые питались одной травой?
Она ищет взглядом Чарли — по привычке, потому что Чарли тут нет, оторвать её от эссе вообще вышло один раз, и время Харриет провела не с сестрой, а её нервозностью, было в этом что-то домашнее.
— А мама ей: ну так ты и не динозавр, милая, ростом не вышла.
Вермонт, конечно, не Лондон (и слава богу) — они держатся подальше от студентов, слишком увлечённых театром (Харриет говорит, что у них травма и по праву рождения им положено никогда не пользоваться оставленными за ними местами на всех постановках). Людей из породы тех, от которых не хочется закрыться у себя в общежитии, столько, что Харриет забывает, как выглядит её комната, зато хорошо знает карту блевотного Беннингтона — её они составляют по обедам, притворяющимися завтраками, за одним и тем же столом каждую неделю. Потом можно делать вид, будто ты занят учёбой, а не бесконечной баталией Шёнберга против Стравинского, гаданием по Адорно—
КАКОЙ ТЫ СЕГОДНЯ СЛУШАТЕЛЬ
1. ЭКСПЕРТ | 2. КВАЗИЭКСПЕРТ | 3. ОБРАЗОВАННЫЙ | 4. ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ | 5. ТО ЛИ ДЕЛО БАХ | 6. ГОВНО В ЖОПЕ |
Smiley Smile 15 лет. Харриет готова пиздиться до кровавых соплей — Уилсон гений, одной левой уделывающий сразу весь состав Каких-то там Жуков. Шёнберг полз, чтобы Beach Boys могли идти. Харриет по крупицам, удаче и кофейной гуще собирает то, что должно было быть SMiLE, то, что должно было стать величайшим шедевром, но обеднело до Smiley Smile и осталось лишь важным гигантом.
— Чарли, ты знаешь, что Уилсон и Паркс написали Vega-Tables для тебя?
Чарли говорит не смешно.
Сибил ничего не отвечает. Назло или случайно — неважно, вряд ли Ройс будет интерпретировать.
Он берёт себя в руки, чтобы выйти из человеческого моря, иногда попадает в поле зрения, но чаще — в слепое пятно. Его Сибил сама организовала, чтобы чуть позже вытянуть изо рта [о-о-о-о].
[о-о-о-о] значит, что она не удивлена, но немного раздосадована, [о-о-о-о] поддерживают разведёнными руками — это же Ройс Брэкет — и смешком.
— У него много работы. Мы и не рассчитывали на то, что он задержится.
У Сибил виноватое лицо.
— У него всегда много работы.
Лилиан непреклонна.
Сибил хочет спросить: что ты здесь забыла, но лишь пожимает плечами и отмахивается от чужого раздражения. Я знаю, чего ты хочешь, Лилиан. Эта мысль греет правую руку, когда она всё так же виновато дотрагивается до её плеча:
— Прости, придётся познакомить вас в другой раз.
Когда-то давно Сибил затаила злость на Дарци, так давно, что она уже и не помнит причину, и неприязнь, потеряв контуры, переместилась на Лилиан. Неприязнь когда-то заставила её ответить «я постараюсь» — Сибил могла и отказать, тогда они с Ройсом даже не были знакомы — и долг, тянущийся за ней второй год, тяготит лишь Лилиан.
Это, конечно, не мешает работе с Дарци.
Его она даже по имени не называет.☐☐☒
Грант знает, что ей не жаль. Это знание вслед за ним подхватывает и Эшер, и они никогда это не обсуждали — и вряд ли когда-либо заговорили бы с Ройсом, потому что Сибил привыкла думать, что такие вопросы его не задевают. Ройс сам выкормил эту привычку, ещё тогда, когда не запоминал её имя; когда-то давно Сибил казалось, что в отстранённых людях, подчинявших всё внутреннему распорядку, самое мягкое нутро.
Выходит, она не ошибалась.
Хотела ли она это увидеть? Хотела. Может ли она позволить себе быть искренней в ответ? Хотела бы.
Ещё в коридоре Сибил кажется, что сегодня Ройса она не увидит. На его размытый силуэт — приходится сморгнуть ожидания, мешающие действительности — она смотрит почти растерянно, потому что так и не ответила себе на главный вопрос.
Хотела бы.
— Фэйрвью, — бессмысленный ответ растворяется в воздухе так же, как и любое эхо.
Для торжественных случаев у неё есть портсигар. Сибил молчит, момент затягивается — портсигар она старается положить на стол бесшумно (почти вышло), но ответа он не заменит.
— Мне жаль, что ты себя так чувствуешь.
Это правда. Правда и то, что она не хочет огорчить его ответом.
— Если я скажу, что мне не страшно, — давай представим, Ройс, гипотетически, — что это будет значить?
Расслабленность, такая же напускная, какой пользуется Ройс, когда думает, что у него это получается, сковывает движения. Сибил достаёт сигарету и поспешно — слишком поспешно, наверное — переводит всё в шутку.
— Когда увижу Гранта в следующий раз, напомни ему въебать.
Что я могу для тебя сделать?
Рука у неё дрожит, потому что Гранту никогда не было дела до того, насколько ты безразличен.
